Везде бурьян. Барнаульский режиссер рассказал, почему на Алтае трудно снять хорошее кино

Столичные кинематографисты любят Алтай за шикарную натуру и дешевизну. Но собственное кинопроизводство в регионе «с шукшинским наследием» идет со скрипом. Руководитель Молодежного центра кинематографистов Алтая (МЦКА), режиссер и продюсер Дмитрий Шарабарин говорит, что дело в отсутствии хорошей школы и господдержки, но считает, что на Алтае можно снять новый «Парк Юрского периода» и знает, что для этого нужно.

«Неофиты» и «динозавры»

— Молодежный центр работает два года. Ваши ожидания оправдались?

— Когда мы его задумывали, нам казалось, что у нас полно кинематографистов. И вот осталось создать некую контору, где все дружно соберутся и станут снимать великое кино.

Потом выяснилось, что кинематографистов у нас раз два и обчелся, мы все друг друга знаем, и «критическая масса» людей кино в крае не накапливается никак: все уезжают. Есть много студий, к которым вроде присмотришься — хорошие ребята, только собираешься сотрудничать — а они уже в Москве.

— Есть ребята, я их называю неофитами. Они начитанные и «насмотренные». У них много энергии. Им кажется, что все остальные — старперы и динозавры, а «мы тут всех сейчас порвем». Они начинают снимать и сталкиваются с конкуренцией. Причем даже не в крае,а в российском масштабе. Тогда приходит понимание, что они — одни из тысяч.

Кино — это не тот случай, где ты один в поле воин. Здесь важно сотрудничество очень многих людей, совместная работа, участие в коллективных проектах. Для этого, в общем-то, МЦКА и создавался.

— Это индивидуализм? Слишком большая вера в себя? Почему молодежь не хочет просить помощи?

— У нас творческая молодежь «андеграундовая». Возможно, это такое чисто барнаульское свойство. Тут все хорошее и интересное всегда было в андеграунде — квартирники, театральные подвалы. Из-под полы. С большой степенью недоверия ко всему, что на свету, и тем более, не дай бог, с официальным оттенком.

Союза нет

— У Молодежного центра есть «официальный оттенок»?

— Многие думают, что если создан Молодежный центр кинематографистов, то это госструктура и под ней есть какие-то деньги. И мы вот просто сидим, считаем бабки и раздаем их тем, кто нам нравится. Нет, у нас ноль рублей, мы негосударственное объединение. Это залог нашей независимости. Но с властью нужно сотрудничать.

— У нас есть региональное отделение Союза кинематографистов. Правда, о нем в последнее время ничего не слышно. Вы сотрудничаете?

— Вот именно: ничего не слышно. У нас очень прохладные отношения. В большинстве региональных отделений Союза кинематографистов, как правило, сидят люди, убеленные сединами, с определенными взглядами на жизнь и кино.

Для них отсутствие диплома ВГИК — это приговор. Они не понимают, что сейчас в свободном доступе есть огромное количество программ и можно обучаться самостоятельно, а вгиковские работы на фестивалях регулярно проигрывают независимым школам кино.

И вот так получилась, что мы разошлись во взглядах, юридически мы от него независимы,что, видимо, еще больше раздражает Союз.

А вот с московским Молодежным центром Союза кинематографистов у нас отличные отношения. В прошлом году получили письмо от Никиты Михалкова с благодарностью за сотрудничество.

Нефть и миллионы

— Что снимают сейчас студии в Барнауле?

— В основном это коммерческие проекты, реклама в том числе. У нас нет рынка, который бы «кормил» независимые киностудии. Они могут снять за свой счет какое-то маленькое кино и по наивности думать, что вот сейчас попрут заказы. Не попрут.

Я хорошо знаю ситуацию в регионах, поскольку много езжу по форумам и фестивалям. В Тюмени, например, есть продюсерский центр и киношкола. И есть три-четыре миллиона рублей на рядовой проект. У них только монтажеров 20 человек. Они могут позволить себе снимать полнометражное кино и скоро будут это делать.

— Может быть, это некорректное сравнение — с регионом, где нефть, химия и деньги мешками?

— Хорошо. Из Хакасии только что звонили, просят найти возможность показать у нас фильм «Мумиё». Полный метр. Абакан даже меньше Барнаула. И это недалеко от нас. То есть, вон — буквально за огородами, у соседей снимают отличное полнометражное кино!

У нас в регионе нет денег. Более того (наверное, это даже главнее), у бизнеса нет понимания, зачем вообще тратить деньги на какое-то там кино. То, что снимается в Новосибирске за 2 миллиона, у нас снимается за 200 тысяч. Вот такой порядок цен.

— Я помню, было очень много шума вокруг Евгения Бедарева и его проекта «Пока цветет папоротник». Тот случай, когда большое кино снимают наши земляки на нашей же земле. Как получаются такие проекты?

— Они не получаются. Бедарев год собирал деньги под эгидой «народного кино», приложил к этому гигантские усилия. Хотели 60 миллионов, собрали миллион с копейками. Этот фильм двинулся с мертвой точки только тогда, когда Женя обратился к московским продюсерам, когда его поддержал Сергей Майоров и СТС.

Бессмысленно собирать здесь деньги. Никакой краудфандинг не поможет. При всей любви к кинематографу, у нас не верят, что на Алтае можно снять качественное кино: примеров нет. А примеров нет, потому что нет возможностей. Вот мы и пошли по кругу.

Как построить индустрию

— Что региональным кинематографистам предлагает государство?

— Есть отдельные проекты, которые добились финансирования. Например, в прошлом году на питчинге победил Андрей Есаулов с фильмом «Такой футбол» про инваспортсменов. Ему выдали грант местного Минкульта, скоро он презентует фильм. Отличный пример, но это единичный случай.

Хотелось бы создать какую-то систему грантовой поддержки талантливых ребят в крае. Я знаю многих, но у них даже фотоаппарата нет, чтобы снимать. И они либо бросают все это кино навсегда, либо уезжают.

— Другие регионы отличаются от нас в плане господдержки?

— В Якутии, Башкортостане, Татарстане идет просто грандиозное развитие регионального кинематографа. Ребята из Казани в 2016 году (как раз в Год кино) мне как-то сказали: «В этом году вроде нормально нас поддержали так. Из бюджета 27 миллионов выделили. А у вас сколько?»

— Помимо больших финансовых госвливаний, что еще, по-вашему, способствует успеху кинопроизводства в регионах?

— Кино — это не просто фильм, это триада: обучение кинопрофессиям, собственно, производство кино и кинопрокат. Все это должно работать в связке, тогда можно говорить,что в регионе есть индустрия.

В других регионах либо развито кинопроизводство, либо есть сильные киношколы и талантливые промоутеры. У нас ничего этого не было: куда ни плюнь — везде бурьян. Сейчас мы пытаемся заниматься всем в этой триаде, но проблем много.

Многие думают, что у меня должен быть какой-то личный корыстный интерес, что я за чужие деньги хочу свои проблемы решить. Да, у меня есть личный интерес. Я хочу, чтобы в Алтайском крае была киноиндустрия. Чтобы все, включая меня, могли пользоваться этими благами. Обучение, процесс производства, показы, база актеров и режиссеров — я хочу, чтобы все это было.

Руки из правильного места

— В Барнауле можно научиться снимать кино?

— Четыре года до основания Молодежного центра я преподавал режиссуру в колледже культуры — это единственное место, где готовят людей, имеющих отношение к кино.

Это образование, мягко говоря, недостаточное, во многом построенное на устаревших программах, слабо ориентированное на практику. Никому не в обиду, просто так сложилось, и систему за один день не переделать.

Выпускников колледжа нужно еще дополнительно готовить и даже переобучать. Как говорят гончары, руки правильно ставить.

— Знаю, что Андрей Есаулов открыл киношколу в кинотеатре «Премьера».

— Да, это была его частная инициатива, и он на голом энтузиазме ведет эти курсы. Интерес большой, но люди боятся: типа «кино — это для серьезных людей, куда уж мне, мне 43, и я бухгалтер». Мне тоже 43, и я юрист. Это не повод.

Другое дело, что Андрей скорее читает лекции на общую тему, а нужно системное образование, и наша первейшая задача такую школу сделать. Сейчас ведем переговоры с алтайским Минкультом, верим и надеемся.

Шукшин и красная дорожка

— Долгие годы в крае не было традиций поддерживать кинематограф, больше внимания уделяли телевидению. Сейчас удается переломить ситуацию?

— Эту инерцию застоя непросто победить. Хотя есть Шукшинский кинофестиваль. Это «наше все». Он 20 лет проводился. Но как? В нем же долгие годы не было актуального киносодержания. Это достаточно официальное событие, а потом танцы с ветками калины, застолья, караваи, речи и фотографии столичных гостей с губернатором. Мои знакомые кинематографисты говорили: «Дима, нас тут, конечно, кормят и поят на убой, но когда кино-то начнется».

Надо отдать должное региональному Минкульту (создание нашего центра — это обоюдное движение «снизу» и «сверху»), сейчас у нас много совместных проектов. Два года в регионе проходит питчинг дебютантов, где молодежь может заявить свои кинопроекты и получить какую-то помощь — финансовую, техническую, продюсерскую. В этом году провели круглый стол «Нестоличное кино», собрали 10 регионов, обменялись опытом.

— В программе Шукшинских дней появились фестиваль короткометражек, уличные кинопоказы, мастер-классы. Ощущение, что вам дали карт-бланш.

— Когда тебе дают карт-бланш — это ответственно. И при всем желании не с кем ответственностью и поделиться-то. Несмотря на большую поддержку, я чуть не сдох в этот раз. Сегодня круглый стол, завтра питчинг, потом я в жюри фестиваля, послезавтра мы уже куда-то едем. И все это события российского масштаба.

Случались казусы. Московские барышни, которые участвовали в фестивале, были, крайне непростые, с венециями и берлинале за спиной. А тут их в Быстром Истоке заселяют в гостиницу. Нет, в лучшую гостиницу, конечно. Но в деревне. С общим душем на этаже. Спасла только деревенская чудо-настойка, продегустированная гостями в гречишном поле.

Это только со стороны кажется, что работа на фестивале — сплошной бонус. Звездные гости, красная дорожка и вот это вот все.

— И каково это, идти по красной дорожке? Опустим момент, что она ведет к театру драмы в Барнауле, а не к Dolby Theatre в Лос-Анджелесе, где тебе «Оскар» дадут.

— На самом деле к этому моменту ты так устаешь, что ценность дорожки сходит на нет. Это становится просто необходимым рабочим моментом.

Весной был в Екатеринбурге, на фестивале «Человек труда», там каждый день была красная дорожка. И мы все по ней находились вдоль и поперек. Я, наверное, в той стадии профессиональной деформации, когда мне интереснее процесс, а не результат.

К тому же, это норма для кино, когда ты постоянно в поисках бюджета и одновременно вынимаешь палки из колес, а потом тебя ждут, мягко говоря, нелестные отзывы критиков,и еще СМИ поизмываются. Если ты в кинематографе, то надо понимать, что на каждый метр красной дорожки приходится ведро помоев.

В этом году я, кстати, не ходил по красной дорожке.

Земля Эльзы

— Все чаще появляются новости о том, что какие-то столичные группы снимают фильмы на Алтае. Как они тут оказываются?

— Чаще приезжают небольшим составом, никого особо в известность не ставят. От греха,чтобы еще и не запретили что-нибудь. Вот фильм «Болевой порог». Он, кажется, еще не вышел на экраны. Сами по себе ребята тихонечко приехали и сняли.

В Красноярске работает «Сибирская кинокомиссия», которая занимается организацией кинопроцесса и привлечением съемочных проектов в регион. Мы сейчас хотим стать частью этого процесса, чтобы у кинематографистов был прямой выход на Алтай.

В принципе мы и сейчас выполняем кинокомиссионные функции, но это просто личные договоренности. Как раз несколько дней назад я вернулся из location-тура с московской киногруппой, которая выбирала в Алтайском крае и Республике Алтай натуру для съемок. В следующем году хотят снять полнометражный фильм «Земля Эльзы». Барнаул тоже смотрели. Провели кастинг в двух театрах.

Мы постарались максимально ребят заинтересовались, чтобы они все же выбрали Алтай. Если это случится, то на будущий год они приедут почти на месяц большой съемочной группой. Я уверен, что им потребуется много местных специалистов. Все будут в плюсе: они получат качественную организацию съемочного процесса на месте, а мы — бесценный опыт участия в большом проекте.

— Зачем им наша помощь, если они сейчас приезжают инкогнито и все у них получается?

— Мы эксперты, мы знаем местность и можем помочь во многих вопросах. Вот этой группе кто-то сказал, что надо снимать в Онгудае. Я говорю: Ребята, там не ваша история. Ваша история — в Турочаке. Режиссер говорит «хочу в Онгудай» и все тут. Приехали, там юрты стоят и верблюды ходят. Ну, вышли, покурили и поехали в Турочак. Потеряли целый день.

— Насколько велик интерес кинематографистов к Алтаю? Почему здесь хотят снимать кино?

— В «Сибирскую кинокомиссию» обращаются достаточно часто. В том числе зарубежные группы. Речь идет и об игровом, и о документальном кино.

У нас есть все — солончаки, горы, степи, леса и мегаполисы. Разнообразие ландшафтов, относительно дешевое питание и аренда транспорта. И у нас по любой дороге можно доехать до чудесных мест. В Иркутской области есть красивейшая тайга, а толку-то, там дороги только вокруг Байкала, а дальше — бурелом.

А у нас на Саввушках, например, вообще можно новый «Парк Юрского периода» снимать. Эти места доступны.

Документальное или игровое

— Что сейчас сложнее снять, документальное или игровое кино?

— Как ни странно, документальное. С игровым кино есть много возможностей заявить о себе, те же питчинги разного уровня, под него заточена вся индустрия и деньги дают охотнее. Можно даже бесплатно получить готовый сценарий. Их студенты пачками пишут.

Игровая короткометражка — это три-пять съемочных дней, четкая «раскадрованная» работа. Док — это огромное количество материала, месяцы работы, физически изматывающий труд. Это я вам как документалист говорю.

— Всегда так было или это тенденция последних лет?

— Как ни странно, 10−15 лет назад было проще. Наверное, это личное. С возрастом появляется страх сделать непрофессионально, да и вообще во что-то ввязаться. Сейчас вот предложи мне взять камеру, поехать снимать «Гималайский дневник» в Индию и пережить все то, что там было. Сильно подумал бы.

Деньги и друзья: как снять кино в Барнауле?

— Предположим, я хочу снять кино в Барнауле. Какие проблемы меня ждут?

— Если вы режиссер и, допустим, у вас есть сценарий, возникает первая гигантская проблема — где взять оператора. У нас есть телевизионщики и рекламщики. Они классные, но у них другая специфика. Либо оператор запросит хороших денег, либо это будет энтузиаст. В любом случае шансов найти его самостоятельно очень мало. Потом надо найти актеров, договориться с локациями.

— Хорошо. Договорились и сняли кино. Что дальше?

— А для чего мы его снимали?

— Как минимум, чтобы людям показать.

— Те, кто так думают, в итоге показывают свое произведение маме и друзьям на кухне, на этом все кино заканчивается. Вот снимать для фестивалей — это уже мотивация. Сейчас их много. Я к ним отношусь с разной степенью благожелательности, иногда это просто развод на деньги. За 20 баксов сегодня любой режиссер может стать лауреатом какого-нибудь «престижного» конкурса.

Но есть много фестивалей, где хорошие продюсеры отсматривают работы. Это шанс показать себя.

— Как сделать так, чтобы мой фильм увидела широкая аудитория?

— Вот! Надо было этот вопрос задавать себе еще на этапе идеи. Любой кинопроект должен начинаться с продюсерской разработки: для кого это кино, кто и где его увидит. Фильм должен быть просчитан, иначе ты просто снимаешь красивые картинки для себя. Киноведы скажут: тут не хватает драматургии. Прокатчики скажут: надо больше экшена.

Продюсирование в этом и заключается — в анализе потребностей рынка. У нас все кино продюсерское, нравится это кому-то или нет. Говорят, что Балабанов — это независимое авторское кино. Да это мегазрительское массовое кино, просто Балабанов — сам себе гениальный продюсер.

— Сколько людей потребуется для съемок моего фильма?

— В коротком игровом — пять-десять человек. Тут все зависит от того, сколько у тебя есть друзей, которых можно привлечь «за спасибо», чтобы «удочку» с микрофоном подержали,например. Так что-либо ты состоишь в каком-то киносообществе, в котором у тебя есть такие друзья, либо у тебя просто есть деньги. Много денег.

— Можем назвать сумму?

— Короткометражное игровое кино можно снять за 500 тыс. рублей. Можно и дешевле. Опять же в зависимости от количества друзей. Но есть риск эти 500 тысяч выкинуть на ветер: никудышный сценарий или плохие актеры могут вас потопить. А, подсчитав все затраченные силы, средства и нулевой выхлоп, вы вряд ли возьметесь за второй проект.

— Как-то все пессимистично.

— Есть две крайности. Одним людям кажется, что кино — это безумно тяжело и сложно. Другим — что это очень легко (взял фотоаппарат, снял, нарезал, музыку положил — и все). Истина всегда где-то посередине. Сейчас и телефоном можно снять кино, даже полный метр. Начинающим очень советую. Телефон может отлично показать и режиссерскую и операторскую работу. Заодно и поймете, ваше ли это дело — кино снимать.

— Ваш центр организовывает кинопоказы лучших региональных короткометражек «Сделано в Башкирии» «Сделано в Казани». Увидим мы когда-нибудь подборку «Сделано на Алтае»?

— Думаю, этот момент близок. Я верю.

Чем известен Дмитрий Шарабарин

Родился в 1975 году в Алейске, закончил юридический факультет АлтГУ, режиссерские и продюсерские курсы. Пять лет работал ведущим радиопрограмм в Барнауле. С 2002 по 2010 — автор сценариев и режиссер-документалист на ГТРК «Алтай». Снял фильмы «Две жизни инженера Ползунова», «Барнаульский полк», «Алтай заповедный» и четырехсериайный «Гималайский дневник».

В настоящее время креативный директор кинопрокатной компании «МЕМ Групп».

Его полнометражный документальный фильм «Париж-Канны-Орлеан» удостоился диплома независимого кинофестиваля в Глазго (Великобритания), награды «Лучшая операторская работа» (Дмитрий Кудрявцев и Юрий Мартынов) на международном кинофестивале в Лечерии (Венесуэла) и «Exeptional Merit» кинофестиваля Docs Without Borders (США).

Оригинал